Партиец [СИ] - Никита Васильевич Семин

— Да к черту! — зло процедил я. — Я ни в чем не виноват. Если не понимает этого, то не мои проблемы.

После чего просто ушел. На душе было скверно. Не такого приема я ожидал.

* * *

Закрыв дверь перед лицом Сергея, Люда развернулась и спиной сползла по ней, скрыв лицо ладонями. Ей было плохо.

С самого утра день не задался. Стоило ей прийти на работу, как тут же поругалась с лучшей подругой, Светкой. У нее отец состоял в партии и поддерживал идеи Бухарина. Ключевое слово — СОСТОЯЛ. Теперь не состоит. Дома у подруги все в растерянности. А тут еще Сергея сам товарищ Сталин в партию принял. Хотя до этого Люда всем говорила, что товарищ Бухарин Сереже помог, в комсомол назад вернул. Вот подругу и «понесло».

— Да как ты можешь с таким человеком встречаться⁈ Он же предатель! Он и тебя бросит, как только более хороший и выгодный вариант найдет! И не мерзко тебе с таким встречаться⁈ — кричала подруга Люде в лицо.

У девушки тогда от стыда пылали уши. Хотела сквозь землю провалиться — на весь цех ведь крику было! Так и сам Сергей — словно его это совсем не касается, и он поступил абсолютно правильно. Вот и сейчас — даже не подумал признать, что ошибся! Ну как так можно?

«Наверное, Светка права, — с горечью подумала Люда. — И он меня бросит. Найдет красивее, или у которой папа — сторонник товарища Сталина, и все. Ему карьера важнее. Правильно я все сделала. Пусть подумает над своим поведением. И если ничего не предпримет — значит лучше сейчас все закончить. Пока он меня сам не бросил».

От последней мысли стало горько и обидно. Аж слезы из глаз полились. В таком состоянии ее и застала мама.

* * *

Чтобы отвлечься от внезапной ссоры с Людой, я решил уйти с головой в работу. Да и учебу никто не отменял. Преподаватели, увидевшие, что мои труды одобряются властью, и я реально делаю то, что влияет на жизнь всей страны, стали давать больше материала. Подсказывать, на что обратить внимание в прочитанной лекции. Какие возможны нюансы. Это очень помогало.

Александр Александрович даже отметил, что теперь гораздо меньше вынужден делать замечаний и пометок в черновиках, что я приношу ему. А вот Вышинский как разносил наш труд, так ничуть и не изменился. Словно я и не стал лучше понимать в законах, всегда находил ошибки или не учтенные моменты.

Дополнения к «седьмому часу» мы почти закончили. Уже к лету точно все завершим. А вот с законодательной базой для коллективизации дело шло туго. Требовалось обозначить или временные рамки, как долго крестьяне должны «совершать трудовой подвиг», или же ввести критерии, по которым можно будет определить, что результат достигнут и можно улучшить жизнь на селе. Не тянуть с них все до последнего. По здравому размышлению, мы с Жижиленко пришли к выводу, что лучше второй вариант. Но вот сами критерии — с ними было не просто. На что опираться? Написать конкретные показатели, к которым должны стремиться на селе? Или пойти путем сравнения? Насколько в процентах улучшились показатели в новом году, и отталкиваться в решении об улучшении условий труда крестьян от этого.

— Скомбинируем, — выдохнул я.

Александр Александрович с интересом посмотрел на меня, ожидая развернутого пояснения.

— В первые года — сравнительная статистика пускай действует. Был ли прирост продукции или нет. Все равно сразу на необходимый уровень производства того же мяса они никак выйти не смогут. А улучшать их жизнь лучше из года в год, как и обещал в своей речи товарищ Сталин. Вот если прирост был — можно и улучшить условия. А дополнительно поставим требуемый ежегодный показатель, к которому нужно стремиться. Как только его достигнут, уже вступать будут законы о выполнении нормы или ее не выполнении.

— Годится, — согласился со мной декан.

— Ну и про перевыполнение нормы добавить пункты. И сделать отдельные статьи про наказание, если перевыполнение привело к ухудшению показателей в следующие года.

— Это как? — спросил Жижиленко.

Может он и сам давно догадался, но сейчас действовал больше как преподаватель, принимающий экзамен у ученика.

— Ну например, забили весь скот, чтобы сдать мяса сверх нормы. А на следующий год в итоге — ни мяса, ни молока, ни прироста популяции скота.

Декан согласно кивнул, сделав еще одну пометку в черновой тетради, куда мы записывали свои мысли. Позже уже облечем их в форму декретов, постановлений или статьей в кодексах страны.

Так и работали. А в понедельник отнесли черновые варианты созданных законов Вышинскому. Тот снова нашел к чему прикопаться. Но хотя сейчас обратил наше внимание не на целые неучтенные моменты, а в основном указывал на лазейки, да нехватку кое-каких терминов. Когда мы закончили, Андрей Януарьевич отпустил меня, задержав для разговора Александра Александровича. Я спорить и ждать декана на выходе не стал. Мне еще в секцию «Динамо» идти. Туда и отправился.

* * *

Когда Огнев покинул кабинет, Вышинский снова пододвинул к себе черновые варианты декретов и постановлений.

— Хорошая идея с комбинированием планок, — заметил он.

— Сергей сам догадался, — усмехнулся Жижиленко. — Я думал ему подсказать, но не потребовалось. Растет парень.

Андрей Януарьевич задумчиво покивал.

— Как считаете, зачем он товарищу Сталину?

— Могу только догадываться, — пожал плечами Александр Александрович, не желая развивать тему.

Но Вышинского такой ответ не устроил.

— И все же? Догадки то ведь есть?

— И у вас они наверняка имеются, — осторожно заметил Жижиленко. — Но что толку с догадок?

— Ну не скажите, — покачал головой Вышинский. — Когда у разных людей их догадки совпадают, то это уже становится теорией. Уже опираясь на нее можно планировать, как действовать дальше. Думаю, у вас нет сомнений, что скоро большая часть власти уйдет в руки товарища Сталина?

— Высшим органом власти все равно останутся Съезды, — не согласился с ним декан МГУ.

— Но как часто они будут собираться? — хмыкнул Вышинский. — Также — раз в год? Или реже? Уже раз в два года начали их созывать. А в остальное время, кто правит?

— Президиум и политбюро.

— А под кого они сейчас «ложатся»? — вкрадчиво спросил Андрей Януарьевич.

Крыть Жижиленко было нечем, поэтому он промолчал. Удовлетворенно